Иоанна Хмелевская - Роман века [вариант перевода Фантом Пресс]

Муж, естественно, согласился, и мы принялись за каторжную работу.

Сверток был упакован в грубую бумагу и несколько раз перевязан бечевкой. И как перевязан! Со множеством узелков, распутывая которые мы прокляли все на свете. Я поочередно пользовалась вилкой, штопором и вязальным крючком, муж использовал кусачки и клещи. Несколько веков прошло, прежде чем мы развязали проклятую бечевку.

Я уже взялась за угол оберточной бумаги, чтобы развернуть ее, но теперь муж меня остановил:

— Стой! Вот теперь надо соблюдать максимальную осторожность! Неизвестно, что нас ждет.

Я отдернула руку с таким ужасом, как если бы пакет рявкнул на меня. Сдвинув брови, муж думал.

— На всякий случай наденем маски и перчатки. От радиации это не спасет, но от радиации не спасет вообще ничего. А вот если там вдруг соединятся какие-нибудь химические субстанции, от отравляющих веществ убережемся.

Совет, конечно, правильный, и мне почему-то даже в голову не пришла простая мысль о том, что доставивший сверток неотесанный хам обращался с ним не очень-то осторожно, да и мы уже неоднократно перетаскивали его с места на место. Субстанции имели прекрасную возможность уже давно соединиться и начать испускать отравляющие вещества. Нет, об этом я не подумала, а кинулась к аптечке, достала вату и марлю, и уже через минуту мы с мужем выглядели, как жертвы какой-то катастрофы. Белые подушки на лицах оставляли свободными только глаза, а голоса доносились как из бочки. Сняв бумагу, мы обнаружили большую картонную коробку, тоже с необыкновенной тщательностью перевязанную бечевкой. Похоже, до конца дней своих нам предстоит распутывать узелки.

— Черт бы побрал этих зануд Мацеяков! — раздраженно просипела я сквозь заглушку. — И охота была накручивать столько!

— На редкость неприятная пара! — донеслось до меня, как со дна колодца. — Если там окажется еще одна бечевка… Осторожно, подхвати с той стороны.

Мы осторожно приподняли крышку коробки, стараясь сделать это одновременно. От волнения меня в жар бросило.

В коробке лежала доска. Мы уставились на нее, потом друг на друга, потом опять на нее. Доска как доска, из оструганного дерева, довольно толстая. Она занимала почти всю огромную коробку, а щели по бокам были забиты скомканной туалетной бумагой. Осторожно, кончиками пальцев, мы эту бумагу повытаскивали, после чего муж взялся за доску обеими руками и медленно поднял ее вверх, придал ей вертикальное положение и, держа, как икону, перед собой, нетерпеливо пробубнил:

— Ну что там?

Я ответила не сразу, ибо от увиденного у меня перехватило дыхание. Муж истолковал мое молчание по-своему:

— Взрывчатое устройство?

Не сводя глаз с увиденного, я, наконец, отозвалась:

— Нет, кажется, это живописное полотно. Вряд ли взорвется, единственная опасность — может присниться.

Заинтригованный информацией, муж высунул голову из-за доски, тщетно пытаясь увидеть ее лицевую сторону. Поняв, что не получится, он осторожно опер доску ребром о стол, перевернул и положил лицевой стороной, кверху. И застыл, узрев эту лицевую сторону. Было от чего застыть. То, что мы увидели, можно было счесть картиной в массивной раме, которой, по всей видимости, и объяснялась неимоверная тяжесть свертка. Картина представляла рыцаря на коне на фоне грозового неба, перечеркнутого зигзагом молнии, тютелька в тютельку таким, который с грозной надписью «Не влезай, убьет!» помещается на трансформаторных будках. Голова рыцаря была как пивной котел, впечатление от тупого выражения лица усиливали маленькие косящие глазки. Конь поражал рахитичными ножками и мордой, почему-то смахивающей на рыбную. Рядом простирала к небесам руки дева в белой хламиде, в облике которой наиболее примечательной была ее брюшная часть. Вообще с точки зрения анатомии и зоологии данное произведение искусства, безусловно, представляло собой уникальное явление. Впечатление усиливала рама, по своей мощности не уступающая иным оборонительным сооружениям. Сравнение тем более правомочное, что сделана она была из камня. А точнее, из кусков мрамора и кое-где булыжника. Ничего подобного я в жизни не видела! Муж, наверное, тоже, потому что просипел в полнейшем ужасе:

— Что… что это означает?

— Может, шаманы такое любят, — неуверенно предположила я. — Да не пялься так, еще на здоровье отразится!

С каким-то сдавленным не то стоном, не то воплем муж поспешил положить жуткую картину лицом вниз и с беспокойством спросил:

— А больше там ничего нет?

— Боюсь, есть.

В коробке лежали какие-то предметы, завернутые в мягкую бумагу и ею же обложенные со всех сторон. Мы осторожно их достали. Вроде не такие уж большие, а какие тяжелые! Развернули, и взору предстали невероятно уродливые подсвечники, грубые, бесформенные. Их было четыре штуки, два железных, два керамических, и все они были унизаны множеством тех безвкусных, дешевых украшений, которые обычно продаются во время костельных праздников и на ярмарках, — какими-то фигурками, цветочками, ленточками, сердечками и черт знает чем еще. Пожалуй, по стилю они вполне соответствовали рыцарю с головной водянкой. Под подсвечниками виднелся еще один слой мягкой бумаги.

— Не бойся, — успокоил меня муж. — Хуже ничего уже быть не может. — И он снял слой бумаги. По сравнению с тем, что предстало нашим взорам, и рыцарь, и подсвечники были просто семечками. Если уж приснится, то вот это!

Вторая картина была точно в такой же раме, как и первая, — куски мрамора вперемежку с кусками булыжника. А вот содержание картины… Содержание не сразу до нас дошло. Женская фигура в черном заламывала руки над открытой могилой, в которой отчетливо просматривался гроб, противоестественно зависший в воздухе. Обе картины явно принадлежали кисти одного художника — и тот же колорит, и та же манера начинать с головы. На остальное уже не хватало ни сил, ни места. Женская фигура впечатляла, да что там — убивала зрителя наповал: голова еще больше, чем у рыцаря, широко разинутый рот с торчащими во все стороны огромными зубами и бельма на обоих глазах.

Муж нервно сорвал с лица маску и глубоко втянул воздух в легкие.

— Теперь я все понял!

— Что именно?

— Козни Мацеяков. Получив такое, разъяренный шаман примчится и убьет всякого, кто подвернется ему под руку.

— Не думаю, слишком уж изощренный и дорогостоящий способ избавиться от нас, — возразила я, тоже снимая защитную маску. — Хватит, больше не смотрим на эти шедевры, так и заболеть недолго. Знаешь, я не удовлетворена…

— Тебе еще мало?

— Смотря чего. Эстетических впечатлений более чем достаточно, не удовлетворяет меня твое объяснение. И теперь, когда я узнала содержимое пакета для шамана, еще больше запуталась, если такое вообще возможно. С какой целью посылать кому-то эту жуткую мазню? На полуторадюймовых досках?.. И в таких рамах?.. Чем может руководствоваться человек, приобретая подобные шедевры?

— Может, в расчете на то, что они в нужный момент свалятся на нужную голову… Кстати, и подсвечники вполне годятся для этой цели. Особенно железные. Что же касается керамических, если и разлетятся от удара, не жалко. Похоже, это обычная глина.

Мы заинтересовались подсвечниками. В одну руку я взяла железный, в другую глиняный. Оба годились в качестве орудия убийства. Оба одинаково тяжелые, оба очень удобные… Что-то здесь не так. Я поделилась с мужем сомнениями:

— Послушай, они вроде бы одинаково тяжелые, а ведь, насколько я помню, удельный вес железа около семи тысяч на килограмм… То есть я хотела сказать, семь тонн на кубический метр. Глина же, даже если она утрамбована…

— Точно, утрамбована, — подтвердил муж, пощупав керамический подсвечник.

— Глина — от тысячи восьмисот до двух тысяч. Железный должен быть в три раза тяжелее!

Взяв по подсвечнику в каждую руку, муж добросовестно взвесил их и пришел к выводу:

— Одинаковые! Мы молча уставились друг на друга. В кухне Мацеяков появилась на свет еще одна загадка. От тяжести подсвечников у мужа онемели руки, и он, наконец, догадался поставить их на стол. Освободившиеся руки немедленно впились в шевелюру.

— Будь я проклят, если хоть что-нибудь понимаю! Неземная любовь отпадает, в передаче не оказалось ничего взрывчатого…

— И не воняет ничем, — добавила я, предварительно обнюхав произведения искусства.

-. Может, какие яды? Хотел бы я взглянуть на того, кому придет в голову лизнуть такое…

— Так за что же, в конце концов, эти люди заплатили нам сто тысяч злотых?

Шаманское имущество безмолвно оберегало свою тайну и не только не помогло распутать загадку супругов Мацеяков, но еще более ее запутало. При мысли о хозяевах дома и о своем гонораре я вспомнила и о налагаемых на меня условиями соглашения обязанностях. Уже как минимум полчаса назад мне следовало появиться в скверике на обязательной прогулке. Я заторопилась.